Название: Соловей в терновнике
Рейтинг: PG
Количество слов: около 3700
Жанр: гмм... вероятно, романс (хотя "мало смысла, много флаффа" подходит чуть больше)
Предупреждения: не беченный фик, который автор написал будучи слегка сильно навеселе. Какие ещё предупреждения вам нужны?
Дисклеймер: Всё принадлежит правообладателям.
Сюжет: (первоначальный вариант) Курт всегда учился в Далтоне. Блэйн его совсем не замечает, и Мерседес предлагает ему сделать финт ушами ака выступить на региональных в НН в качестве своего брата-близнеца Элизабета Хаммела. Душенька во всех нарядах хороша, особенно в кожаном комбо.
Курт исполняет песню из мюзикла "Чикаго" - "All That Jazz", ибо как же можно представить обтягивающий кожаный комплект без песни с намёком?
Прослушать или скачать Overture - And All That Jazz \ бесплатно на Простоплеер
Фик: Соловей в терновникеСоловей в терновнике.
Перед началом старших классов Курт Хаммел перевёлся из среднеобразовательной школы МакКинли в частную школу-пансионат Далтон. Она находилась несколько далековато от Лимы, где жила вся его семья и его друзья, однако передовая система обучения, антибуллинговая политика заведения и превосходный хор, не раз завоёвывавший первые места на различных соревнованиях, вскоре примирили его с необходимостью тратить четыре часа на дорогу до отчего дома по выходным. Но кроме этих была ещё одна причина, служившая ему утешением, и имя ей было Блэйн Андерсон. Он перевёлся через год после того, как Курт начал учиться в Далтоне, где-то в середине второго триместра, и быстро завоевал симпатии учителей и расположение одноклассников. Словом, ему хватило недели, чтобы подружиться со всеми, с кем можно. Он смог получить место в школьном хоре без прослушивания, затем, обогнав остальных певцов, - главного солиста, и таким образом он превратился в живую легенду Далтона. Его стали почитать как самого талантливого и способного человека во всей школе, если не во всём Охайо. И даже Курт, который обычно пренебрежительно относился к подобным титулам, не отказывал ему в этой чести.
Большой интерес к Блэйну окружающих подогревался тем, что, несмотря на всё своё дружелюбие, он практически ничего не рассказывал о себе и своём прошлом. Абсолютно случайно открылось, что он предпочитает парней, не менее неожиданно стало известным, что он в ссоре с родителями из-за того, что они пророчат ему карьеру адвоката, когда ему хотелось попасть на Бродвей.
Блэйн, в самом деле, был необычайно талантливым певцом. Право было бы жаль, если бы его смуглое и очень приятное лицо, которое оживляли зелёно-карие глаза, никогда не появилось на афишах Таймс-сквер, и если бы он, вместо того, чтобы покорять одни за другими театральные подмостки, сгорбившись корпел над пыльными сборниками законов. Выступая, он словно бы преображался, и друзья говорили в один голос, что из него выйдет путный адвокат, только если ему разрешат во время судебных заседаний пропевать свои речи.
Вообще, в школе он был всеобщим любимчиком, хотя его нередко попрекали за то, что не видит дальше своего носа. Но это лишь пробуждало ещё большее любопытство в учениках, которые до сих пор находились под большим впечатлением от внезапного перевода Блэйна в Далтон. Ребята поглядывали на него с интересом, взращённым их замкнутой жизнью в школе-пансионате, от чего каждая мелочь казалась им важным событием, а некоторые даже заглядывались. Однако он не обращал ни на кого особого внимания, и вскоре пошли слухи, что то ли его, то ли не его кто-то видел с кем-то в каком-то кафе где-то на краю города, другими словами, всё очень серьёзно, и кто-то хотел стреляться. Такого рода слухи неизменно сильно печалили Курта; для всех Блэйн был просто «в новинку», и потому все в некотором роде сходили по нему с ума. Но Курт действительно был без ума от него. Он влюбился в него с той секунды, как Блэйн в свой первый день спросил у него на главной лестнице, как пройти в кабинет директора.
К сожалению, их отношения не продвинулись дальше этого разговора и пары-тройки фраз, которыми они обменялись после репетиций. Блэйн продолжал держаться на расстоянии, несмотря на многочисленные попытки Курта хоть как-то сблизиться с ним. После каждого такого провального начинания он обязательно звонил Мерседес, своей лучшей подруге и поверенной во все его тайны, и они вместе пытались угадать, почему Блэйн не обращает на него внимания, чтобы он ни делал.
Вообще, Курт считал себя в меру симпатичным, поскольку ему нередко делали комплименты, однако каждый раз, когда взгляд Блэйна безучастно проскальзывал мимо него, он чувствовал себя настолько непривлекательным, что готов был с горя наесться до отвала пиццы, шоколада, мороженного или любой другой вредной еды под песни с многоговорящими названиями а ля «Он меня не любит», «Безответное сердце» и «Если любишь кого-то, то хочешь его прибить».
«Возможно, всё дело в форме, - заметила одним вечером Мерседес, - Вы в ней все как на одно лицо! Может, если бы он увидел тебя в твоей обычной одежде…»
«Было бы всё так просто! – Курт недовольно передёрнул плечами. – Но мы живём в разных корпусах общежития, так что вероятность того, что мне хотя бы удастся промелькнуть перед ним в моей любимой шёлковой пижаме, равна нулю. Да и это погоды бы не сделало! Иногда мне кажется, что он меня не заметит, даже если я пошлю ему себя в подарок в одной обёрточной бумаге».
«Оставим этот вариант на крайний случай, - ответила девушка. – Что ещё? Ты говорил, что он не раз хвалил твой голос. Тебе стоит попробовать спеть ему!»
«Вряд ли мне удастся пробиться из бэк-апа в солисты, все слишком очарованы Блэйном. Они даже позволили ему составить наш сет-лист для выступления на региональном соревновании, что не случалось, согласно Весу, с 1972 года, когда главный солист решил исполнить отрывок из «Аиды». Кроме того, мне не хочется усложнять жизнь остальным Уорблерам просьбами спеть что-то, что не входит в наш основной репертуар. Тэд и Дэвид в преддверии соревнований и так выжимают из хористов все соки на репетициях», - сказал Курт со вздохом.
«Тогда почему бы тебе не спеть с другим хором? С тех пор как Рейчел объявила мистеру Шустеру бойкот из-за недостаточного восхваления её талантов и ушла из хора, - боже, благослови того, кто надоумил её на это, - у Новых Направлений пустует место на главное соло».
«Но как я смогу выступать с вами, когда мне надо будет петь с Уорблерами?»
«А ты скажи своим, что у тебя проблемы с горлом, и врач запретил тебе петь какое-то время. Тебе же смогут найти замену? Так вот, отец Сантаны – врач, так что официальную бумажку, подтверждающую диагноз мы тебе добудем. А в МакКинли ты поступишь, как свой брат-близнец. Назовём тебя Элизабет Хаммелом».
«Администрация школы раскусит нас в два счёта!»
«Скажешь Фиггинсу, что знаком с вампирской мафией, и у него точно не будет к тебе никаких вопросов», - рассмеялась Мерседес.
Курт не знал, что и думать об этой авантюре. Однако она определённо вызывала в нём большой душевный подъём.
«Думаешь, ваши хористы обрадуются, когда я уведу у всех из-под носа единственное соло?»
«Во-первых, у нас будет прослушивание. Так что тебе придётся хорошенько постараться, если хочешь отбить пальму первенства у одной знакомой тебе чернокожей дивы. Во-вторых, кто из Новых Направлений не устал от проигрышей? А с тобой в группе у нас точно появится шанс на главный кубок!»
И с этими словами Курт преисполнился намерения привести в жизнь задуманное, чего бы этого ему не стоило.
Слушая выступление Хипстеров, хора очаровательных старичков, Блэйн чувствовал, как постепенно улучшается его настроение. Сегодня определённо был замечательный день: психосоматическая травма, доставшаяся ему от предыдущей школы, почти не тревожила его. Он видел всё чётко и ясно, хотя обычно перед выступлениями или в любой другой момент, когда он волновался, его зрение снижалось чуть ли не до полной слепоты (Блэйн называл такие моменты «приступами»). Это состояние в некотором роде восхищало его психолога и приводило в отчаяние его самого, поскольку, к примеру, из-за одинаковой формы он практически не мог отличить одного ученика Далтона от другого. Со временем он немного наловчился различать их по голосам, особенно самых близких друзей, но до этого ему довелось пережить два тяжёлых месяца в компании знакомых незнакомцев.
Тем временем Хипстеры закончили петь и под громкие аплодисменты ушли со сцены, а комментатор объявил следующую группу: «Поприветствуем хор Новые Направления из школы МакКинли!» Блэйн чуть выпрямился и вежливо похлопал вместе с остальными. Он не очень любил выступления этого хора, тем не менее, он с нетерпением ждал выхода их главной солистки: её глубокий, сильный голос неизменно вызывал у него восхищение.
Однако в этот раз, когда поднялся занавес, на сцене стояла не миниатюрная брюнетка, а юноша в вызывающе обтягивающем кожаном комбинезоне, украшенном с правой стороны массивными брошами. Он прошёл вперёд, в круг, обрисованный на сцене прожекторами, и уставился поверх голов в воображаемую точку; заиграла джазовая мелодия, и юноша запел низким, протяжным голосом.
«Давай, детка, почему бы нам предаться веселью и не спеть джаз?
Я изотру колени в кровь
Порву чулки
И всё такое...»
Блэйн, поначалу растерянный и смущённый выбором песни, едва успел прийти в себя, как вдруг у него вновь перехватило дыхание.
«Заводи машину, я знаю отличное место,
Где джин холодный,
Но рояль пылок!
Это шумный зал,
Где ночной шум
И всё остальное».
Из статного, затянутого в чёрную кожу тела звучал голос, полный необузданной чувственности, с лёгкой хрипотцой, когда бралась слишком низкая нота, завораживающий голос джаза в его «чистом виде». Блэйн никогда не слышал ничего подобного. Он даже не представлял, что кто-то может петь открывающую песню «Чикаго» с такой бесстыжей и в то же время насмешливой интонацией. По его телу непроизвольно побежали мурашки.
«Весь этот джаз...
Давай, детка,
Почему бы нам не устроить
Кутеж?
И всё такое»
Блэйн знал из опыта, что на соревнования хоров собиралась далеко не шикарная публика - болтливая, крикливая и непоседливая любительница стиля кантри и поп-музыки, которую крутят по радио. Исполнять перед ней бродвейский номер всегда было большим риском, однако юношу на сцене, казалось, совсем не беспокоило, как отреагирует на его выступление зрители. Он пел, прикрыв глаза и двигаясь в такт музыке, словно вокруг него не было ни души. Затем в середине песни зазвучали одни ударные, и из глотки юноши мучительным и неподражаемым стоном вырвалось «Джаз!». Блэйн прикусил губу, чтобы не застонать в ответ; он заёрзал в кресле. В его голове уже роились мысли, как в один прекрасный день он вырвет из его уст подобный крик, но в других обстоятельствах.
«Нет, я не замужем,
Но я люблю жизнь!
И всё,
Что
С ней связано!
Весь этот джаз!»
Как только стихли звуки музыки, Блэйн вскочил со своего места и изо всех сил зааплодировал. И не он один. Толпа, казалось, обезумела от восторга; кричали: «Браво!» - а кто-то даже: «Бис!». Певец отчаянно жестикулировал, прося дать их хору возможность перейти к следующему номеру. Мало-помалу аплодисменты стихли, и Новые Направления начали исполнять следующую песню. Однако юноши в чёрном комбинезоне среди них не было, и Блэйн, придумав пустяковую отговорку для Веса и Дэвида, поспешил за кулисы.
Курт смотрел, задумавшись, на номер, который исполняли его друзья, удивляясь, как слаженно он звучал и выглядел, несмотря на то, что они начали репетировать его буквально накануне. Вдруг позади него раздался знакомый голос: «Привет!». Курт обернулся. Краска сбежала с его лица, но через несколько мгновений вернулась вновь и превратилась в нежный румянец, а радостная улыбка добавила блеска его глазам, когда в этот краткий промежуток он подумал, что план Мерседес работает как нельзя лучше. «Блэйн Андерсон! Какая встреча… Запоздалый шпионаж за нашим хором?» - это вышло гораздо резче, чем он намеревался, но Блэйн лишь улыбнулся в ответ.
«Откуда ты знаешь моё имя?»
«Прочёл в программе конкурса».
«Но там нет фотографий».
«Догадался», - пожал плечами Курт, мысленно ругая себя за то, что сразу же выдал себя с головой. Что же, это была хорошая попытка… - «Почему бы тебе не вернуться к своим Уорблерам, Блэйн. А то ещё потеряют тебя…» Курт хотел уйти, но Блэйн удержал его за руку. «Можно хотя бы узнать твоё имя?»
«Элизабет», ответил Курт, стараясь высвободить свои пальцы, «Вздумаешь смеяться, на следующий вопрос ответ будет - нет».
«Что ты! Я и не думал», - с живостью возразил Блэйн. – «Так на какой вопрос ты собираешься ответить мне - да?»
Курт пристально посмотрел на него и ответил: «Пойду ли я с тобой на свидание?»
«Когда же?»
«Да хоть завтра».
«В три часа в кофейне «Лима Бин»?»
Блэйна окликнули, и Курт, так ничего ему и не ответив, высвободил руку и опрометью бросился в сторону комнаты ожидания, выделенной хору МакКинли, где его уже ждала Мерседес. Он переоделся в далтоноскую форму, рассеяно отвечая на вопросы нетерпеливой подруги, и в мыслях повторял все детали разговора с Блэйном. Хотя ему наконец удалось обратить на себя внимание очаровательного уорблера, его беспокоило обещание, данное им на завтрашний день: стоило ли ему притворяться Элизабетом или же он мог раскрыть перед Блэйном карты? А вдруг он, услышав про всё, и знать его не захочет? Мысль эта ужаснула Курта, и он решил, что не будет никакого вреда, если он ещё на один день продлит свой маскарад.
Со своей стороны Блэйн был в восхищении и целый день не мог думать ни о чём другом, кроме как о своём новом знакомом. Даже во сне воображение рисовало ему стройную юношескую фигуру в кожаном комбинезоне и ясные голубые глаза.
На следующий день часы указывали всего двенадцать, как он уже был одет. Зрение его было немного расплывчатым, поэтому ему пришлось просить родителей отвезти его к месту назначенного свидания (конечно, про само свидание он не сказал им ни слова). В кафе Блэйн провёл около часа в несносном для него ожидании; наконец, в двери появился молодой человек в ярко-жёлтом пальто, которое не могло принадлежать никому иному, кроме как Курту. Только он мог одеваться так, броско и ярко. Блэйн глубоко вдохнул; этот юноша, без сомнения, был самым красивым из всех тех, с кем когда-либо пересекались его пути, и ему хотелось бы, чтобы сегодня его зрение не спешило внезапно уйти в минус. Курт улыбался, но Блэйн тотчас же заметил на его лице следы уныния и беспокойства и, конечно же, захотел узнать тому причину. Юноша ответил, что не в его привычках было соглашаться на свидание, не узнав как следует человека, и что он меньше всего хотел бы показаться легкомысленным. Эти слова поразили Блэйна, и он употребил всё своё красноречие, чтобы убедить его, что он не думал ни о чём подобном. Курт слушал его молча.
«Тогда докажи это», - сказал он наконец. – «Дай мне слово, что никогда не будешь пытаться искать меня в МакКинли или расспрашивать обо мне. И дай мне слово не искать со мной свиданий, кроме тех, которые я сам назначу».
Блэйн удивился, но пообещал не нарушать этих правил. После того они дружески разговаривали, обсуждая свою любимую музыку и исполнителей, до тех пор пока Курт не вспомнил про семейный ужин по пятницам, который он никак не мог пропустить. Они попрощались, и Блэйн, оставшись наедине, мог только гадать, чем были вызваны странные предписания. Они не были ему по душе, но мысль не сдержать своего слова даже не пришла ему в голову; Курт в две встречи успел взять над ним истинную власть.
Для Курта же эти правила оказались как надувной круг для утопающего. У него не было смежных классов с Блэйном, а репетиции Уорблеров после поражения на региональных соревнованиях проводились крайне редко и часто неполным составом, так что ему было лишь необходимо проявлять осторожность в холлах и школьной столовой, чтобы случайно не попасться Блэйну на глаза. Но с течением времени, как их встречи становились всё более частыми, а разговоры всё более доверительными, он в тайне начал надеяться, что какой-нибудь случай сведёт их вместе в Далтоне и позволит им узнать друг друга. Во время репетиций хора глаза Курта так часто обращались в сторону Блэйна, что он танцевал и пел сквернее некуда; во время ленча он завидовал всем, с кем тот сидел за одним столом и разговаривал; а потом весь вечер, сидя в своей комнате, сердился, что кареглазый уорблер до сих пор не признал его. Это было чересчур…
«Странно»
«Извини, что?» - переспросил Курт, забирая у баристы два стаканчика кофе.
«Странно, - повторил Блэйн, - но поначалу, как только тебя увидел, я подумал, что знаю тебя».
«Может, мы ходили в одну и ту же начальную школу?» - шутливо заметил Курт.
«Я тогда жил в другом городе. Сюда мы с семьёй переехали только после того случая на выпускном, - уточнил Блэйн, - А ты бы предпочёл, чтобы я всегда был с тобой в МакКинли?»
«Скорее уж я бы хотел оказаться в Далтоне, если у меня была возможность туда перевестись», - проговорил Курт, глядя в сторону, ибо он опасался той минуты, когда, узнав правду обо всём, тот примет за преднамеренную ложь тщательно охраняемую тайну. Поймёт ли Блэйн, что в определённом смысле он сам подтолкнул его на этот шаг? Не забудет ли, что весь этот тщательно продуманный план разработан только из любви к нему и в единственной надежде быть рядом с ним?
«Ты хмуришься, - заметил Блэйн, - Слишком горячий кофе?»
«Мне кажется, что они добавили в него отнюдь не обезжиренное молоко».
За исключением этих, тяжёлых для Курта, моментов, свидания проходили идеально. Они гуляли по городу или сидели в кафе, разговаривая обо всём на свете. Курт делился своими мечтами о Нью-Йорке и большой сцене, а Блэйн рассказывал о своей жизни в Далтоне, вспоминая всякие анекдотические случаи, даже если он оказывался в них довольно смешным и глуповатым. Другими словами, не прошло и месяца, как Блэйн был уже влюблён без памяти, и Курт был не равнодушнее, хотя и молчаливее его. Они были счастливы настоящим и мало думали о будущем.
Тем временем приближался день святого Валентина, который, согласно заверениям Мерседес, как нельзя лучше подходил для того, чтобы раскрыть перед Блэйном, кто на самом деле такой Элизабет Хаммел. В этот раз они не выработали какого-то определённого плана:
«Просто честно расскажи ему обо всём в какой-нибудь жутко романтичной обстановке, чтобы он с трудом понимал, о чём ты говоришь, - посоветовала ему подруга, - А затем обязательно позвони мне и перескажи всё! В деталях!»
Курт положил трубку и отправился в общую комнату, где сегодня собрались все ученики, которые не уехали из школы, чтобы справить праздник со своей второй половинкой. Войдя, он нерешительно помедлил, но Блэйн посмотрел на него и, волей судеб, улыбнулся. Именно в этот момент Курт решил приступить к действиям, однако, как назло, как только он подошёл к нему, в комнате заиграла музыка. Зазвучала медленная мелодия, под которую начали танцевать (вернее, делать вид, что танцуют) некоторые из ребят, громко проклиная день всех влюбленных и свою несчастливую одинокую жизнь.
«Боже мой, - проговорил Курт. – Почему именно сейчас?»
Он стал искать взглядом кого-нибудь, кто разделил бы с ним его раздражение. Но Блэйн лишь улыбнулся: «Это и есть знаменитые далтоновские танцы для одиноких на день святого Валентина? Я думал, девушки в них тоже участвуют… Что ж, потанцуем?»
«Блэйн», - еле слышно произнёс Курт. Ему не верилось, что всё оказалось так просто, без долгих объяснений. Он протянул ему руку, и их пальцы сомкнулись. Они заняли позицию и медленно начали танцевать; оба двигались немного скованно, словно они не были уверены, что им позволено танцевать вместе. Спасаясь от любопытных взглядов, Курт инстинктивно прижался к Блэйну чуть сильнее, чем требовалось, но тот лишь улыбнулся и тихо пробормотал ему на ухо: «Смелее». Курт бросил быстрый взгляд по сторонам; кое-кто из мальчишек также начал танцевать вместе. Эти пары быстро формировались и распадались ещё до окончания мелодии, но благодаря им Курт чувствовал себя как никогда защищённым. Он отступил на шаг и посмотрел Блэйну в лицо.
«Сегодня 14 февраля. День всех влюблённых».
Блэйн взглянул на Курта с выражением полушутливой тревоги: «А я гадал, к чему эти украшения в виде сердечек».
«Почему ты пригласил меня на танец?»
«Заиграла музыка».
«Но почему именно меня?»
Блэйн пожал плечами: «Должна быть причина?»
«Я хотел бы, чтобы она была. Потому что я люблю…»
И тут Курт осёкся, так как Блэйн, поняв, что последует дальше, вздрогнул и отшатнулся назад. Какое-то время они глядели друг другу в глаза; Курт увидел своё отражение в окружении тёплого карего, такого знакомого, но такого потускневшего и мутного сейчас. Этот взгляд – он чувствовал, - смотрел сквозь него. Сердце Курта содрогнулось. Побелев как полотно, он пробормотал извинения и выбежал из комнаты, оставив в растерянности Блэйна, которому из-за очередного «приступа» так и не удалось рассмотреть его лицо.
Между тем, за всем этим со стороны наблюдали Вес и Дэвид, которые обдумали увиденное каждый сам про себя, затем друг с другом переговорились и решили, что им стоит вмешаться и дело это порядком обработать. В конце концов, Блэйн был для них словно младший брат, о счастье которого они пеклись денно и нощно, а Курт был славным малым – статный, не писанный красавец, но очаровательный, по-своему забавный, добрый и кроме того абсолютно точно влюблённый в их непонятливого друга. Другими словами, Вес и Дэвид ни за что не взяли бы на себя миссию свести вместе Курта и Блэйна, если бы это предприятие не обещало развеять одолевавшую их скуку. Об этих планах они уведомили своего друга тем же вечером.
«Как поживает Элизабет, Блэйн? Давно что-то ты про неё…прости, него ничего не рассказывал»
«Не он виноват, что родители выбрали ему такое экстравагантное имя, Дэвид», - терпеливо ответил Блэйн и коротко добавил, - «Мы видимся».
«Только тогда, когда он скажет, и только там, где вас никто не увидит, - сердито пробурчал Вес, - Бог мой, да любому понятно, что у него с тобой интрижка, не больше!»
Блэйн нахмурился; мысль об этом приходила ему в голову, но он всегда гнал её прочь.
«Ты достоин человека, для которого не будешь просто запасным вариантом, - сказал Дэвид. – И у нас есть кое-кто на примете».
«И кого же вы мне пророчите?» - спросил изумлённый Блэйн.
«Один из хористов. Курт, - ответил Вес. – Симпатичный и глаз с тебя не сводит».
«Приятно слышать, но не думаю, что из этого выйдет что-то путное. Мы с ним поём в одном хоре, а я даже не знаю, как он выглядит!»
«Скоро узнаешь. Мы взяли на себя смелость отослать ему от твоего имени валентинку».
«Что?!» - Блэйн уставился на них в ужасе.
«Ну, мы решили немного подстегнуть ход событий», - в голосе Дэвида уже не было прежней уверенности, он бросил взгляд в сторону Веса, ища его поддержки.
«Вот спасибо, - сердито заявил Блэйн, - теперь ко всем прочим проблемам у меня прибавился одураченный парень, которому я должен как можно мягче объяснить, что не я слал эту открытку. Вот удружили».
С этими словами он ушёл в свою комнату и стал размышлять о Далтоне и Уорблерах, своих друзьях и этой глупой валентинке и, наконец, Элизабете и их тайных свиданиях. В первый раз видел он ясно, что он страстно в него влюблён; романтическая мысль перевестись из Далтона в МакКинли пришла ему в голову, и чем более думал он об этом решительном поступке, тем более разумным его находил. Если всё и правда было, как говорили Вес и Дэвид, он смог бы хотя бы узнать, с кем ему предстоит бороться за сердце Элизабета; если же нет, то он предвкушал счастливые часы, которые он проведёт рядом со своим любимым. Но сначала ему следовало объясниться с Куртом.
Он направился во второй корпус общежития, где, как он узнал у одноклассников, жил юноша. Стучась к нему в дверь, Блэйн чувствовал себя одновременно усталым и счастливым, хотя и по разным причинам; его зрение было острым как никогда. Послышалось приглушённое «войдите». Блэйн глубоко вдохнул, повторив про себя то, что он собирался ему сказать. Однако стоило ему открыть дверь, как все слова вылетели у него из головы. Курт… нет Элизабет, растрёпанный, с грустным выражением лица, которое придавало ему совсем юный вид, в тёмно-синей пижаме, сидел на широком подоконнике и держал в руках злополучную валентинку.
«Но как?»
Молча Курт подошёл к нему и протянул ему розовую открытку. Блэйн перевернул валентинку и прочитал подпись: «Курту Элизабету Хаммелу».
«Почему ты не рассказал мне?»
«Я хотел, - проговорил Курт тихим голосом, - но не мог. Всё это начиналось не больше, чем небольшая авантюра, поскольку ты мне нравился, и я устал ждать, когда ты наконец меня заметишь. А потом… я боялся, что если расскажу правду, то потеряю тебя».
«Но у меня нет ни малейшего намерения терять тебя», – проговорил Блэйн торопливо, но ясно и чётко, словно просто констатировал известный факт. «Ты знаешь…» - начал было он, но Курт приложил палец к его губам.
«Тогда… что тебе мешает именно сейчас, именно здесь, в этой комнате меня, например, поцеловать?..»
«Ничего».
И Блэйн наклонился к Курту и слился с ним в долгом поцелуе.